Дикие выверты судьбы, не побоюсь этого слова, гениального русского живописца Николая Петровича Богданова-Бельского (1868-1945), чьи полотна мы отлично помним по детским учебникам словесности, отражают беспокойные времена прошлой эпохи, когда людям было куда как сложнее, чем нам, живущим сегодня.
...Мороз и солнце - день чудесный! Воистину, Александр Сергеевич, зимнее воскресенье задалось. Декламируя вечного Пушкина, задрав голову круче фонарного столба, стою и долго-долго смотрю на красивое гордое здание, построенное в стиле модерн в 1912 году архитектором Николаем Герцбергом.
Квартира шестого этажа, где сто лет назад, осенью 1921 года, поселился русский художник-эмигрант, упирается окнами прямо в голубизну февральского неба. Такое впечатление, что чердак дома прямо на глазах у всего города целуется с яркой, брызжущей лазурью полоской синевы. Именно такими красками любил писать небесные своды жилец этого многоквартирного каменного пирога в центре Риги.
Здание на улице Гертрудес, 16 в Риге, где более 20-ти лет жил художник
Мне всегда казалось странным то, что о Николае Петровиче Богданове-Бельском, чьи полотна с крестьянскими детьми мы прекрасно помним по детским учебникам словесности, почти не пишут и мало говорят... Напомню: именно Богданов-Бельский в 1897 году создал шедевр "У дверей школы". Раз увидев, вы точно не забудете фигурку бедно одетого крестьянского мальчика с котомкой за спиной, на ногах - стоптанные лапоточки и опорочки в дырах.
Парнишка в нерешительности топчется на пороге церковноприходской школы - не решается войти, хотя почему-то понимаешь, что мальчику точно очень хочется это сделать. Вот что написал об этом полотне известнейший историк искусств того времени Владимир Стасов: "Он (мальчик. - Прим. авт.) стоит к нам спиной, и хотя лица его не видать, но из одной позы, наклоненной спины и снятого картуза, можно понять, какое у него внутри почтение и какая жажда самому бы в школу попасть".
Не удивлюсь, что поколения, учившиеся в советское время, наверное, сочинения писали по этой картине. Кстати, эта работа художника вот уже десятки лет украшает Государственный Русский музей в Санкт-Петербурге.
По версии знатоков, Николай Петрович в этом крестьянском ребенке написал самого себя. Так же испуганно, смущаясь, стоял он когда-то на пороге сельской школы в Смоленской губернии, не будучи уверенным в том, что его впустят в учебное помещение, если даже и заметят его присутствие.
"Я ведь от земли..."
Бог поцеловал Николашу в темечко, подарив сыну неграмотной батрачки из деревни Бельского уезда Смоленской губернии не только великий талант художника, но и возможности им воспользоваться.
Николай Богданов-Бельский родился вне брака, что по тем временам было позором немереным. С детства он рисовал всем чем приходилось (в том числе угольками из печи), вырезал из дерева фигурки животных, которые удивляли окружающих. В шесть лет он "выучился читать Псалтирь", занимаясь с церковным сторожем Севастьянычем...
"Я ведь от земли, отца никогда не видел: я незаконнорожденный, сын бедной бобылки, оттого Богданов, а Бельский уж позже стал от имени уезда, - напишет о себе художник. - Был пастушонком. Девяти лет попал я в школу Рачинского. Однажды Рачинский заинтересовался, есть ли среди детей способные к живописи. Указали на меня как на любителя исписывать все своими рисунками. Сергей Александрович дал задание срисовать с натуры одного учителя. Экзамен происходил на виду всей школы.
Впервые мне с натуры пришлось рисовать человека. Нашли сходство. Сергей Александрович взял рисунок и отнес к своей матери. Она захотела меня видеть, и вот крестьянский мальчик попал в роскошные хоромы богатого дома. Приветливо встретила меня Варвара Абрамовна (родная сестра поэта Е. А. Баратынского. - Прим. авт.), уже глубокая старуха, современница Пушкина, с которым она танцевала на балах.
Очень часто гостила у Рачинских их родственница баронесса Дельвиг, сестра друга Пушкина. Счастливые часы проводил я в их обществе. Многим, если не всем, я обязан этой семье. Под ее покровительством прошло все мое дальнейшее воспитание".
Николай оказался в атмосфере блестящего дворянского дома, как губка впитывая в себя всевозможные знания; он слушал разговоры об искусстве, музыке, театре, литературе и пр. При этом в душе, судя по всему, так и остался смоленским крестьянином. Дети, которых художнику в его взрослой жизни не подарит Господь, всегда будут жить в сотнях его потрясающих картин. "Если... не будете как дети, не войдете в царствие небесное".
Назову еще одну гениальную работу Николая Богданова-Бельского из серии крестьянских детей - "Устный счет", где, к слову, изображен его учитель и абсолютный благодетель Сергей Александрович Рачинский, профессор и передвижник. Благодаря поддержке этого светлого человека Николай смог окончить Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где его педагогами были Константин Маковский и Василий Поленов, - а также Высшее художественное училище при Петербургской академии художеств, где с художником занимался сам Илья Репин. Такую школу, извините, не пропьешь.
Богдаша
Впрочем, Николай был трудолюбив, а по воспоминаниям современников - неизменно добр, жизнерадостен и прост в общении. Друзья именовали молодого художника Богдашей. Говорят, что он впечатляюще пел басом (может, поэтому он потом напишет потрясающий портрет Федора Шаляпина?) и виртуозно играл на балалайке. Знакомые дамы млели, когда молодой красавец исполнял романс Михаила Глинки "Сомнение".
Николай Петрович быстро стал популярным востребованным художником, на которого посыпались заказы на портреты, в том числе от Юсуповых, Шереметевых и других семей высшего эшелона тогдашней России. В 1902 году в Петергофе Богданов-Бельский писал портрет великого князя Дмитрия Павловича, тогда 10-летнего мальчика. Чуть позже он создал портрет императрицы Марии Федоровны.
А в 1904 году Богданов-Бельский приступил к работе над портретом самого императора Николая II!
"За мной приезжала коляска и отвозила меня во дворец, - вспоминал позднее Богданов-Бельский. - Все было расписано по минутам. Если сеанс назначался в два часа дня, то ровно в два часа открывались двери и входил император, а я должен был заранее приготовить мольберт, холст и краски".
Картины лились из-под его кисти как из рога изобилия - яркие, объемные, узнаваемые и неподражаемые: крестьянские дети, светские барышни, натюрморты, пейзажи... Реализм, смешанный с импрессионизмом. В его кисти - мастерство, харизма, магия. А еще любовь к миру и людям, что для художника самое главное.
«Симфония», 1907- 1920 гг: эта картина в 2009 годуна аукционе «Сотби» ушла за 561 000 американских долларов
В 35 лет Богданов-Бельский был удостоен звания академика, а в 46 стал действительным членом Академии художеств. А потом грянула революция, которую Николай Петрович категорически не принял.
Красные ягоды
Известно, что его помощницей, музой и натурщицей (работы Богданова-Бельского в стиле ню великолепны!) была его гражданская жена - учительница Наталья Антоновна Топорова. Прожив с ней около 16 лет (по другим источникам, чуть меньше), покинув Россию, Николай Петрович оказался в Латвии; место эмиграции выбрала именно Наталья Антоновна. Так и хочется добавить, что сделала она это, что называется, на свою голову...
Пока Топорова вела переговоры в Берлине, желая устроить выставку работ любимого, Николай Петрович оставался один, да еще в чужой, в общем-то, стране. Не мог он, мне кажется, не тосковать. У него есть портрет бывшего офицера-белогвардейца, который торгует газетами на рижских улицах. Думается, уж простите меня, искусствоведы, в этом потерявшем родину человеке в каком-то смысле он изобразил самого себя.
После Германии Наталья Антоновна отправилась не к мужу, а далее по Европе: в Сопот, Париж, Ниццу. В письмах звала Николая Петровича к себе, но он не поехал. Может, не желал так отдаляться от России? Да и связь с Натальей Антоновной вдруг оборвалась, следы ее затерялись где-то на берегах Средиземного моря.
Не исключено, что в память об этой своей любви приблизительно в 1920 году Богданов-Бельский напишет роскошную картину "У больной учительницы", изобразив на полотне свою Наталью: румяную, яркую, счастливую, молодую, с красивой прической и кроваво-красными ягодами на столе...
Станция Рига: думал, на время - оказалось навсегда
В своем письме Илье Ефимовичу Репину о мотивах отъезда художник пишет: "Из того, что я написал за эти четыре года (1917-21 - Д. П.), ничего не было выставлено в России. С большими трудностями и ухищрениями все это мне удалось вывезти в Ригу, где я живу с 15 сентября 1921 года".
Когда шок от эмиграции поулегся, Николай Петрович обрел в Риге новое дыхание, друзей и любовь всей жизни. А сколько полотен он написал на своем шестом этаже на улице Гертрудес - тысячи! Работа - лучшее средство от депрессии. И он творил запоем: латгальские дети, латышские барышни, зима и лето, пейзажи и портреты... За 23 года, прожитых в Латвии, у Николая Петровича состоялось семь(!) персональных выставок в Риге, а его холсты с успехом колесили по галереям Европы и Америки.
«Весна»: портрет супруги владельца яхт-клуба Август Баумана, с которым художник имел дружеские отношения
В Риге Богданов-Бельский нашел свою обожаемую Антонину Максимилиановну Эрхардт (Emmeline Valerie Antonie Erhardt), балтийскую немку, которую полюбил истинно, - об этом кричат миллионы алых роз на полонах, которые он посылал даме сердца в качестве подарков и признания чувств. Отношения влюбленных выплыли наружу, и грянул развод Антонины с Карлом Эрхардтом. После того как бывший супруг покинул просторы Латвии, госпожа Эрхардт вышла замуж за своего русского художника, а в 1932 году пара обвенчалась в православном Христорождественском соборе Риги.
Портрет балтийско-немецкой жены художника госпожи Эрхард, которую на русский манер звали Антонина Максимилиановна
Надо признать, немка обожала Николая Петровича, заботилась о нем до последнего его вздоха. Она сохранила память о муже у своих детей (от первого брака) и внуков. Семья Эрхардт бережно сохранит картины Богданова-Бельского, которые долгие годы считались утерянными, а в 2016 году приехали с выставкой в Латвию.
Рига на полотнах Богданова-Бельского романтична и нежна. И так узнаваема, словно картины написаны сегодня. Николай Петрович много ездил по Латгалии, практически каждое лето проводил в этой восточной части Латвии.
"А и люблю же я своих латгальских ребятишек - Сашек, Машек, Петек, Гришек, их загорелые лица и лепет!" - скажет он на своей последней персональной выставке "Латгальские дети" в 1939 году.
«Латгальские девчонки»
Николай Петрович являлся членом совета Русского драматического театра и Русского клуба, а также одним из организаторов литературно-театрального общества, членом Общества охотников, участником Кружка ревнителей русской старины. В 1936 году он получил орден Трех Звезд. И да, Богданов-Бельский полюбил Латвию, и, судя по всему, взаимно.
Вот верно говорят мудрецы: жизнь пройти - не поле перейти. К началу Второй мировой войны Николаю Петровичу было уже за семьдесят. Во время немецкой оккупации Риги он продолжал писать. Эти годы жизни великого художника полны скелетов, которые по сей день злобно щелкают челюстями в закрытых пронафталиненных шкафах.
К концу войны художник тяжело заболел, и жена перевезла его, едва дышащего, в Берлин. Во время операции под бомбежкой наступающей Советской армии 77-летний Николай Петрович умер.
Можно только предположить, что в последние годы и месяцы творилось в душе этого, уверена, все того же смоленского мальчика, который играл в прятки с краснощекими крестьянскими девчонками в цветастых сарафанах...
* * *
Справка. Работы Николая Петровича находятся в Государственной Третьяковской галерее в Москве, Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге, Латвийском Национальном художественном музее и множестве других галерей. Его работы продаются за баснословные деньги - на Sotheby's каждый холст Богданова-Бельского уходит за 600-700 тысяч долларов.
Людмила ВЕВЕРЕ.