— Не беспокойтесь. Я почти всю жизнь на двух колесах. Да и ехать недалеко — живу в Яунмилгрависе, — отмел он мои увещевания.
Марат Кичиджи — уроженец крымской Балаклавы. В Риге — с 1945–го. Обветренное загорелое лицо, искрящаяся улыбка. И симпатичные большие усы, нависающие над губами. Людей такого типа прежде я знал заочно — по рассказам Александра Ивановича Куприна, красочно описавшего своих друзей–балаклавцев.
Парад в честь дня ВМФ
Из большого конверта старожил достал фотографии, разложил на кухонном столике. Небольшие, сделанные около 70 лет назад стареньким фотоаппаратом. Не такие качественные, как снимки профессиональных мастеров, но не менее интересные. История города, которая не тиражировалась и, возможно, больше нигде не показана.
Вот военно–морской парад на Даугаве, конец 1940–х. На воде — минные тральщики, за ними — подводные лодки. А вот панорама Старого города того же периода. На церкви Петра — ни башни, ни шпиля: сгорели в 1941–м, а восстановят спустя десятилетия. Шоссе на Юрмалу сразу за Лиелупским мостом с неповторимыми скульптурами сталинского времени; шоссе на Вецаки с допотопным автобусом. А вот с виду ничем не примечательный кадр: трактор валит деревья.
— Исторический, — уточняет собеседник. — Так начиналось строительство Большой эстрады в Межапарке для Праздника песни…
Эти места старожил знает лучше всего: работал и жил неподалеку.
Послевоенный судоремонтный
В Ригу собеседник приехал 31 декабря 1945–го — прямо на Рижский судоремонтный завод, в Вецмилгравис. Отец в Крыму был шофером — понадобились профессиональные водители и в Риге. Народ на предприятие ехал отовсюду — с несколькими будущими заводчанами они познакомились еще в поезде.
Вецмилгравис тех лет запомнился песчаными холмами, сильным ветром, разносившим песок, и редкими деревянными домиками. Железнодорожного моста через протоку Милгравис не было — взорвали немцы; металлические фермы лежали в воде. Сообщение с городом осуществлялось по понтонному мосту.
Он был проложен рядом с судоремонтным заводом и покоился на деревянных баржах. В город ходил рейсовый автобус — маленький трофейный Man. Салоны почти всегда были забиты — народ висел на дверных ручках. Работал завод в три смены, а курсировал общественный транспорт редко.
Впрочем, многим работникам ехать никуда было не надо: поселились на территории самого предприятия. Там с довоенного времени уцелели два здания. В одном первое время жил и Марат с родителями. Через четыре месяца отец отремонтировал в Яунмилгрависе квартиру — в старом деревянном доме. Туда и перебрались.
И в Саркандаугаве была "Венеция"
Паренек пошел в школу — 64–ю, на Саркандаугаве, на улице Симаня. В 1948–м после 7–го класса уже сам поступил на судоремонтный завод — учеником токаря. А еще через несколько лет перешел на Рижский электроламповый — он только открывался. Ближе к дому, да и работа больше по душе — наладчик оборудования. Так и проработал более 40 лет, оттуда и выходил на пенсию.
Когда собеседник заканчивал школу, отец подарил ему велосипед — "Дюркоп", немецкий. Вскоре появился и собственный фотоаппарат — "Фотокор" № 1 — советский, пластинчатый. Поэтому Марат много ездил на своей "двухколесной машине", много фотографировал. Летом с друзьями чаще всего в Вецаки и Юрмалу, зимой — в Межапарк. Там был лучший в городе каток.
— В Милгрависе развлечений не было, — говорит старожил. — Ближайший кинотеатр — на Саркандаугаве. На фасаде большими буквами было выведено: "Венеция". Это уже потом она стала "Саркандаугава". А кино "Аврора" построили позже…
Из Саркандаугавы в Вецмилгравис вела бетонная дорога — она начиналась сразу за нынешним железнодорожным переездом и шла до самого "грависа".
— Как–то ехал на грузовой машине отца — в кузове. С завода нас везли на демонстрацию. Отец был искусный водитель: на бетонке умудрялся ехать с очень высокой для того времени скоростью — 70 км в час…
Трофейные машины, автобусы, доки…
Работал отец Марата на трофейных грузовых машинах — "Рено", "Феномен". Трофейными были и немецкие доки, которые вскоре пришли на судоремонтный завод. Хватало тогда в Риге и другого трофейного добра: автобусы, ходившие по городу, тоже были трофейные. Да и велосипед мальчику купили трофейный.
А что вы хотели в послевоенной разрушенной стране? Кто напал на нее? Кто убивал, разрушал, грабил, вывозил ее богатства?
Только что закончилась война — леса кишели "лесными братьями". А было ли опасно на городских окраинах?
— Мы не слышали о "лесных братьях". В газетах не писали, по радио не рассказывали, дома не говорили. Однажды в школе — в 1947–м — решили всем классом поехать по Латвии. А был у нас сын одного высокопоставленного работника. Он лишь посмеивается. А потом говорит: "Куда вы поедете? В лесах бандиты. Девочек, может, и так отпустят, а вас мужского достоинства лишат". Так мы и не поехали…
Мой друг велосипед
На пенсию старожил вышел в 1993–м, а вскоре завод, которому он отдал бОльшую часть жизни, закрыли. Лампочки, по его словам, там делали качественные:
— У нас было собственное конструкторское бюро. Вакуумные лампы, кварцевые. То, что конструировали, сами же и выпускали…
Долго сидеть без дела — не для него. Устроился почтальоном. На это место долго не могли найти человека: работа нелегкая, огромный участок. А ветеран согласился — несмотря на то, что платили всего 39 латов, а вставать надо было в 5 утра. Он управлялся быстро, потому что развозил почту на старом незаменимом друге — велосипеде. Правда, потом велосипед дал сбой, и тогда в мастерской ему собрали новый — за 40 латов.
На нем он и приехал на встречу в Вецмилгравис — за 25 минут.
— А не проще ли общественным транспортом? У вас же проезд бесплатный.
— Хлопотней. Идти к остановке, ждать, толкаться. А тут сел — и никто тебе не мешает. С ветерком, да и быстрее…
Было в его велосипедной биографии и путешествие в Москву — с другом, в 1957 году. Ехали через Литву, Белоруссию. Добирались девять дней. Всемирный фестиваль молодежи и студентов не увидели, но кое–что посмотрели: ВДНХ с чудом авиатехники тогдашних лет Ту–134, спортивные соревнования. Но домой возвращались уже на поезде: намучились с велосипедом.
…А фотографии, сделанные после войны Маратом Кичиджи на советском пластинчатом фотоаппарате "Фотокор" — маленькие, не самого идеального качества, заняли особое место в коллекции вашего автора и рассказывают нам о Риге, о которой в сегодняшней Латвии непросто найти правду: о городе конца 1940–х — начала 1950–х годов…
Илья ДИМЕНШТЕЙН