Писателя Юриса Звиргздиньша публика со стажем называет "маэстро ресторанной Риги". Он не по слухам знает о легендарных рижских кабачках 1960–х: "Каза", "Птичий сад", "Шкаф", "Звездочка", "Юность", "Айвазовский"…
"Каза" находилась на Вальню, 12. Это был филиал знаменитого кафе "Луна".
— Официально филиал назывался "Спутник", а народное название получил от кофейного автомата — Casino: то ли венгерского, то ли какой–то другой страны соцлагеря. Это был один из первых кофейных автоматов в городе, — рассказывает Юрис.
Алкоголя в "Казе" не было: булочки, кофе. Но ходили туда не только ради ароматного напитка и выпечки — собиралась особая публика. Музыканты–рок–н–ролльщики, молодые поэты, художники, бывшие студенты–гуманитарии, бросившие учебу. То были 1960–е — время, именуемое оттепелью, и в кафе обсуждали волнующие многих посетителей темы: авангардную живопись, кино, рассказы и повести продвинутых советских, польских, чехословацких журналов.
На польском "Шпиле", по словам рассказчика, выросло целое поколение латвийских художников, польский "Проект" воспитал многих плакатистов. Ходил по рукам и самиздат, который привозили из Москвы, Ленинграда.
— Но мы не играли в подполье, — продолжает Юрис. — Были разновидностью американских битников. Не мешали никому жить, но хотели, чтобы и нам не мешали…
Из студентов — в рабочий класс
Сам Звиргздиньш так и не получил высшего образования: год проучился на филфаке ЛГУ, два — на историческом.
— Понял, что мы с университетом имени Петра Стучки не подходим друг другу. Поэтому подался в рабочий класс. А свободное время проводил между "Казой" и читальным залом. Рядом с кафе, на тогдашней Комъяунатнес, был хороший читальный зал Государственной библиотеки…
Подобно героям книг Василия Аксенова, которые тогда были популярны среди посетителей "Казы", Юрис перепробовал немало профессий: готовил краску на "Ригас аудумс", работал в "Водоканале". Но всегда выкраивал время, чтобы заглянуть на огонек в любимое кафе.
— Почти всегда встречал там кого–то из знакомых. А среди них, что бы сейчас ни утверждали, был интернационал: латыши, евреи, русские, армяне, — продолжает "маэстро" богемной кабацкой Риги.
Интернационал "Казы"
Звиргздиньш вспоминает рок–н–ролльщиков тех лет: Пита Андерсона и Валерия Сайфутдинова, братьев Айрапетян, художников Юриса Типенталса и Сандриса Ригу, поэтов Айвара Нейбада, Иосифа Бейна и Иосифа Гегермана, Станислава Аксенова по прозвищу Стэнли и Юрия Соколова — Фрэнка. Колоритной личностью был Бейн. У него был пять детей — мал мала меньше. Числился культорганизатором в Рижском порту, ходил в большой шляпе.
Пару раз в "Казу" заглядывал и легендарный Янис Паулюкс — один из самых знаменитых сегодня латышских художников, который тогда не вписывался в каноны.
— У него была потрясающая память. Я как–то что–то нарисовал на листочке фломастером. Года через три встречаю Паулюкса. "У тебя был тогда очень неплохой рисунок", — неожиданно выдает он…
В "Казе" было всего шесть столиков — 22–24 места. Самая яркая деталь интерьера — мозаичный пол, сохранившийся с дореволюционных времен. Уютно, интимно. Хорошее место для актеров, режиссеров. Но большие деятели культуры боялись туда нос показывать.
— Да вы что, какой режиссер Смильгис, — говорит собеседник. — Он, кстати, при всех властях был нужен. До 1930–х ставил левые пьесы, при Улманисе — то, что устраивало президента. То же — в 1940 году, потом — при немцах. В советское время все знаки почета были при нем. А начинал в 1918–м — в ЧК в Архангельске…
Высокомерный Аксенов
Литературных или поэтических чтений в "Казе" не было, но иногда завсегдатаи выезжали на выставки, встречи с литераторами, музыкантами. В 1960–е в кинотеатре "Лиесма" проходила встреча с Василием Аксеновым. По словам собеседника, рижские "передовики" ему, судя по ответам на записки, не понравились. Он им — тоже. Смотрел свысока — чувствовал себя "царем и богом".
Вскоре после московского разноса Никитой Хрущевым абстракционистов досталось их коллегам и в Риге — возле РКИИГА разбили гипсовое панно Артура Петровича Никитина, посвященное космосу.
Посетители "Казы" поехали посмотреть на вандализм — повсюду валялись куски панно…
Джинсы, нейлоновые рубашки
Впрочем, "битники" не зацикливались лишь на одном кафе. Летом перебирались в "Путну дарзс", который находился на улице, под зонтиками (в районе нынешнего Hotel de Rome). Там уже была публика пестрее — фарцовщики, мелкий криминал, "веселые девицы". У фарцы Юрис купил первые джинсы — за 30 рублей.
Другой писк моды того времени — нейлоновую рубашку — привез из Одессы, где купил у норвежского моряка.
Под Рождество баловал себя американскими сигаретами и датским вишневым ликером, которые привозил из Москвы…
От "Айвазовского" до "Сайгона"
Иногда шли в другой филиал "Луны", который был на углу нынешних Калькю и Скарню, — "Звездочка".
Было еще богемное кафе на месте нынешней гостиницы "Латвия": прямо в хлебном магазине. Огромные круглые деревянные столы, над которыми висела копия картины Айвазовского.
Официального названия никто не знал, а между собой его называли "кафе Айвазовского". Иногда ходили в "Яунибу" — на Стрелниеку, 1, которое любили поэты, в "Ниццу" — на Ленина по соседству с КГБ, реже — в "Шкаф" гостиницы "Рига".
— В "Шкафу" я был не частой мебелью, — смеется Звиргздиньш. — Нужно было и швейцара не забыть, и заказать что–то серьезное. Туда приходила состоявшаяся богема: известные художники, артисты, музыканты. Публика при деньгах…
Бывал рассказчик и в богемных кабачках Союза — в ленинградском "Сайгоне", вильнюсской "Неринге", в кафеюшках Таллина, Москвы.
— От эстонских остальные отличались тем, что нигде не было языкового барьера. А в Эстонии местные горячие парни говорили только на своем. Ни в Риге, ни в литовских кабачках — ничего похожего. А из "Сайгона" я часто привозил самиздат, — рассказывает Юрис.
В КГБ — "на ковёр"
В КГБ его вызывали дважды: один раз — когда кто–то вывесил на радиобашне у канала латвийский флаг, второй — когда на границе задержали француженку, преподававшую в Латвийском университете французский.
— Это было в 1973–м. Она год работала в Риге. Когда уехала, на границе ее и подругу обшманали. Нашли самиздат. Потом "Известия" разразились публикацией по этому поводу. Один из авторов самиздата отрекся от книг, от нее, а через полгода сам уехал за границу, — продолжает Юрис.
Прощай, "Каза"!
А "Каза" просуществовала до 1970–го. В один не очень прекрасный день кафе закрыли, и на его месте появился кондитерский цех "Луны". Народ разбрелся кто куда: в "Айвазовского", в "Ниццу", но второго такого уютного места у битников 1960–х больше не появилось.
В 1993–м "Казу" пытались реанимировать — открыли кафе с таким же названием. Однако через восемь месяцев оно закрылось — не нужно городу богемное кафе.
— Некому ходить, — заканчивает Юрис. — Нынешним представителям творческих профессий, в отличие от советских, нужно больше работать. Сейчас нет идеологической цензуры, требуется лишь одно — чтобы покупали. Надо подстраиваться. Хотя нынешняя молодежь мне кажется более раскрепощенной, чем мы. Могут при небольших деньгах ехать, куда захотят. Думаю, они найдут себя…
Хотелось бы верить!
Илья ДИМЕНШТЕЙН