Под многими песнями знаменитого исполнителя довоенной русской эстрады Петра Константиновича Лещенко можно увидеть имя автора: слова и музыка Марка Марьяновского. Среди шлягеров: "Татьяна", "Марфуша", "Кавказ", "Рюмка водки". Марк Иосифович Марьяновский, наравне с Оскаром Давидовичем Строком, был автором большинства песен Лещенко. Но если о Строке написана масса публикаций, книги, то о Марьяновском мало что известно. Свет на его биографию помог пролить приезд из Америки внука — Марка, названного в честь деда.
У Марьяновского, в отличие от Строка, не было музыкального образования. Родился он в Риге в 1889 году, в еврейской семье. Со школьных лет писал стихи, сочинял музыку, но родители считали, что нужно выбирать более серьезную профессию — отправили учиться в Петербург, в политехникум. Закончив вуз, Марк вернулся на родину, устроился в одну из технических фирм. А отдушиной стало сочинительство — писал музыку и стихи.
Соавтором песен был его сын — Саша. Марк сочинял мелодию, а фортепианную партию на ее основе обычно писал Александр — воспитанник рижской музыкальной студии Маевского по классу рояля.
Вначале 1930–х о песнях Марьяновского узнали не только в Риге — их исполнителем стал Петр Лещенко.
Многие мелодии быстро стали шлягерами. Слова переводили и на другие языки. Например, фокстроты "Рюмка водки", "Марфуша" были очень популярны в Польше. На польском их пели тамошние звезды эстрады.
Очевидцы вспоминают о песне Марьяновского "Кавказ", которую Лещенко исполнял вместе со своей супругой, танцовщицей Зинаидой Закит. Артисты выступали в белых черкесках. Музыка набирала обороты, и танцующая пара вместе с музыкой начинала двигаться все быстрее и быстрее, в их движениях было много грации, удали, экспрессии. Зал взрывался аплодисментами, зрители готовы были присоединиться к этой красивой паре.
"Передать эту картинку словами невозможно, потому что Закит и Лещенко не только профессионально двигались в танце. Их каждый танец — целое представление, продуманное до мелочей. Кавказский номер был самым зрелищным", — вспоминала одна из современниц.
"Я увидел артистов впервые в Бухаресте после их турне по Ближнему Востоку, — писал музыкант, первый муж Аллы Баяновой Жорж Ипсиланти. — У них с Зиной был прекрасный кавказский номер в белых черкесках. Петя выходил под музыку молитвы Шамиля, вставал на одно колено и начинал петь "Где в снегу Казбек". Песня затем переходила в бурный танец под музыку "Кавказские эскизы". Успех был прямо сумасшедший".
А вот что рассказывал известный рижский исполнитель эстрадной песни Константин Тарасович Сокольский:
"Весной 1930–го в Риге появились афиши, извещающие о концерте танцевального дуэта Зинаиды Закитт и Петра Лещенко в помещении театра Дайлес по улице Романовской, 37 (ныне Лачплеша. — Авт.). Я на этом концерте не был, но через некоторое время увидел их выступление в программе дивертисмента в кинотеатре "Палладиум".
Они и певица Лилиан Фернэ заполняли всю программу дивертисмента — 35–40 минут. Закит блистала отточенностью движений и характерным исполнением фигур русского танца. А Лещенко — лихими "присядками" и арабскими шагами, совершая перекидки, не касаясь руками пола. Потом шла лезгинка, в которой Лещенко темпераментно бросал кинжалы…
Но особое впечатление оставляла Закитт в сольных характерных и шуточных танцах, некоторые из них она танцевала на пуантах. И здесь, чтобы дать партнерше возможность переодеться для следующего сольного номера, Лещенко выходил в цыганском костюме, с гитарой и пел. Голос у него был небольшого диапазона, светлого тембра, без "металла", на коротком дыхании (как у танцора)".
Марьяновский писал не только для Лещенко, но и для Сокольского. Известность пришла к Марку Иосифовичу в самом расцвете лет — в 41 год. Но жить ему оставалось уже немного. В 1941–м в Ригу вошли фашисты, и Марьяновский вместе с сыном оказался в гетто. Оттуда — в 1944–м — попали в Бухенвальд. Отец погиб, а сыну удалось дождаться освобождения. Рижанка Сусанна Черноброва, отец которой до войны дружил с сыном Марьяновского — Александром, вспоминала:
"Папа с Шурой подружились, отбывая военную службу в конном взводе латышской армии. Рассказывали, что на них как–то накричали: "В конюшне по–французски не разговаривать!" В концлагере Шура спасся благодаря музыке. Он играл в лагерном оркестре. Говорили, ему помог какой–то эсэсовец–меломан.
До войны Шура учился фортепиано в Вене. После войны ему пришлось стать лабухом, кормить семью, играя в ресторанах на трофейном аккордеоне, подаренном ему в Германии после освобождения из лагеря. С детства помню этот аккордеон, похожий на мерцающий ларчик или огромную волшебную музыкальную шкатулку, с инкрустациями на перламутре, с аметистовыми пуговицами.
Я всегда любила слушать Шурину игру, о Шуриных интерпретациях высоко отзывались разные музыканты — музыковед Борис Аврамец, Владимир Спиваков, с которыми он был дружен. Помню, как родители, вернувшись от Шуры, рассказывали, что увидели у него подаренную Спиваковым афишу корриды, привезенную из Испании…
В то время за границу ездили лишь отдельные счастливчики, поэтому неудивительно, что на родителей плакат произвел впечатление. Музыкальную практику Шура проходил в Бухенвальде. Он не состоялся как концертирующий пианист, но продолжал музицировать всю жизнь. Когда мы видели его последний раз, он, играя нам Первый концерт Шопена, грустно сказал: "Всю жизнь его играю и постичь не могу".
А несколько лет назад на родину дедушки приехал внук композитора и тезка — Марк Александрович Марьяновский. По его словам, отец скупо рассказывал о том, что пережил в лагере. Видя, как там уничтожали невинных людей, он перестал верить в Бога.
Вспомнил Марк интересные подробности о песне "Татьяна". Дед посвятил ее любимой женщине, с которой познакомился в Париже в баре ресторана. Александр пытался оформить авторские права на "Татьяну", но ему отказали. Потому что исполнителем песни был Петр Лещенко.
Уцелело всего несколько фотографий Марка Марьяновского. Почти все сгинуло в годы нацистской оккупации. Но остались песни, которые переносят нас в те далекие довоенные годы. Мы ставим граммофонную пластинку, и через потрескивание доносится незабываемый голос Петра Лещенко, исполняющего песню нашего земляка Марка Иосифовича Марьяновского. Послушаем.
Татьяна
"Встретились мы в баре ресторана,
Как мне знакомы твои черты.
Помнишь ли меня, моя Татьяна?
Мою любовь, наши прежние мечты?
Вижу губ накрашенных страданье,
В глазах твоих молчанье пустоты.
Где же, где, скажи, моя Татьяна,
Моя любовь, наши прежние мечты?
Татьяна, помнишь дни золотые?
Кусты сирени и луну в тиши аллей?
Татьяна, помнишь грезы былые?
Тебя любил я, не вернуть нам юных дней.
Упали косы душистые, густые,
Свою головку ты склонила мне на грудь.
Татьяна, помнишь дни золотые?
Весны прошедшей мы не в силах вернуть".
Илья ДИМЕНШТЕЙН