- Он как наземная часть реки - через глаза впитал эту воду и стал таким же текучим. Хочется подлезть к нему, между коленок усесться и смотреть не на него - а вместе с ним, в одном направлении. Как это бывает с живым человеком, которого любишь.
- По-русски я с удовольствием нарекла бы его созерцателем. Но в латышском языке нет адекватного слова, вот и пришлось придумать длинное несуразное название.
Автор народной скульптуры
- Кто-то сказал, что в работах вы самоироничны. Пожалуй, нужно говорить не об иронии, а об обобщении, о философском подъеме над темой. В «Наблюдателе» воплотилась очень красивая мысль, которую можно и увидеть, и почувствовать, и понять; подход к мысли получился очень объемный. И у рижан к человечку особое, личностное отношение. Они даже называют его по-своему: «Считающий башни Риги», «Наблюдатель», «Копьеметатель»...
- «Отдыхающий». Рыбаки его называют длинным червяком - мне это очень нравится. Значит, они нашли в нем что-то родное и близкое. Не согласна с одним - что это памятник кризису. Потому что скульптура появилась еще до него.
- Народной эту скульптуру можно назвать и по другой причине. Насколько помню, дело было так. Hansabanka - ныне Swedbank - обратился к служивому люду с призывом: перестаньте вы дарить друг другу к праздникам блокнотики с логотипами! Лучше перечисляйте на наш счет деньги, и мы на эти деньги подарим городу скульптуру.
- Что-то такое вспоминаю. Но я эту историю узнала в день открытия скульптуры. Был конкурс, не такой, как сейчас, - 15 страниц условий и в конце концов ничего. Пригласили нескольких скульпторов и попросили представить работы, которые можно было бы разместить возле банка. Только чтобы это не было связано ни с банком, ни с деньгами, чтобы это было искусство. Я даже сначала подумала: может быть, на фасад что-то нацепить такое? Помню, самыми последними моими вариантами остались чайка - в такой же стилистике - и вот этот человечек. Он уже существовал в небольшом размере, поучаствовал в нескольких выставках и был приобретен для коллекции фарфорового завода в Дании в 1998 году.
- Алюминиевый вариант 1994 года?
- Цинковый. Ошибка в каталоге.
- Были еще алюминиевый «Мечтатель» 1999 года, бронзовый «Полулежащий» 2007 года, напоминающие все того же героя.
- Банк раньше уже приобретал мои небольшие работы в галереях - они были в интерьерах, и их перевезли в новое здание. Так что работники освоили мой язык, успели оценить его воздействие на публику, что, возможно, и помогло получить заказ. Но поначалу я даже не сразу откликнулась, потому что устала от бесплодных конкурсов и уже ни во что не верила. А в реальности получился мой самый фантастический проект.
- Чудесно, что в этом вы уверены сами.
- Ну теперь да: и самый удачный, и свободный, и правильный проект. Потому что установка такая была: делайте что хотите. Даже не просто что хотите, а что надо. Я два года уточняла место, размер, разворот, не знала, как решить постамент. И архитектор Андрис Кронбергс дал мне блестящую идею: да не нужен постамент - пусть сидит в траве! Так что пришлось большое внимание уделить подземной части объекта, фундаменту. Это же строительство! Если памятник просто поставить, его поведет. И для каждой детали - пятки, локтя, спинки - я сама делала опалубку для бетонирования. Поначалу мне не доверяли: ну девчонка, разве она может сделать опалубку?
- А сколько вам было?
- Взрослая уже была - тридцать с чем-то. Надо посчитать. (Памятник установлен в 2007 году. - Авт.). Можно было поступить проще - забетонировать ковер, но тогда там не росла бы трава. Так что сделали фундамент: под землей квадратная платформа, а из платформы вверх идут опоры.
- Когда я проезжаю мимо «Наблюдателя», каждый раз думаю: скульптор не придвинул его поближе к мосту, откуда его видели бы все и всегда, а устроил там, где ему лучше. Он не имеет отношения к транспорту - только к реке, к виду на другой берег.
- Был вариант посадить его поближе к мосту - я посмотрела на всю эту ситуацию со всех точек и с различных ракурсов. К открытию даже был сделан фильм из визуализаций, в котором он прыгал с одного места на другое.
Выжившие идеи
- Весь последний год я провела в конкурсах и в результате получила один заказ. Это будет фигура Аспазии примерно в человеческий рост: она появится на дюне напротив дома-музея в Дубулты - скорее всего, или в следующем году, или через год. А остальные пять проектов стали для меня пустой тратой времени, кладбищем идей.
- Что-то не вышло в народ, но ведь в какой-то форме оно у вас осталось?
- Я же не могу потом этот эскиз предлагать в другом конкурсе или выставлять! Я выставляю работы конкретные, а не какие-то неудачные попытки.
- Это не значит, что они неудачные. Просто им не повезло.
- И все равно я так не поступаю - до этого еще не дошло. Я все-таки занимаюсь вещами, которые я представляю как готовую, законченную работу.
- А какие проекты удались и что можно увидеть сегодня?
- Попытаюсь вспомнить, что у меня проникло в среду... Первая работа - фонтан: лошадь, пьющая воду; установлена в Вентспилсе в 1998 году. По-моему, она прекрасно выглядит и сейчас, хуже не стала.
- Она замечательно выглядит! Полированный гранит отражает небо - как вода.
- Вторая работа - попробую вспомнить... По-моему, это тоже фонтан - «Водяной столб» в Цесисе. Проходила реконструкция парка, но столб стоит до сих пор, так что какую-то проверку временем он уже прошел. А в Риге можно увидеть «Зиедониса» в атриуме Латвийской Национальной библиотеки, «Инесе Думпе» в вестибюле Нового зала Оперы, человечка на набережной и зеленую рыбу-камбалу в конце променада Спикери. Рыба победила в конкурсе и предназначалась для площади Ливов, но с площадью теперь связаны другие планы, и в позапрошлом году камбале Leste нашли место на набережной Даугавы.
Скульптор работает глазами
- За участие в выставке «Осень-2014. Черные псы» в галерее Союза художников я получила первую премию, что означало право на персональную выставку в этом зале: такой там обычай. Но поскольку зал для меня был великоват - на тот момент точно,- я организовала выставку работ студентов отделения скульптуры «Т-фактор». У меня душа болела смотреть, что никто не видит, какие наши дети талантливые и как самоотверженно они трудятся. Это был мой первый серьезный кураторский опыт.
- Что вы даете ученикам лично от себя?
- Умение видеть форму, понимать ее. Скульптору нужно видеть - он глазами работает. Будущим скульпторам я преподаю лепку, а композицию - студентам отделения живописи и визуальной коммуникации. Но особых рецептов успеха дать не могу, потому что по опыту знаю: советы учителей уже не годятся для учеников. Когда веду композицию, не хочу влезать в чужую душу, в чужие мышление, характер, мне не хочется навязывать что-то свое.
Вот вы спрашиваете, что я им даю. А мне кажется, что я стараюсь своего ничего им не давать, чтобы не сдвинуть, не переделать, не переломать, не перекроить. Хотя, наверное, своей лепкой академической я в них что-то меняю. Чему есть оправдание: лепка - это основа ремесла, это как для легкоатлета бег. Тренировка. В этом процессе они могут и себя почувствовать, и найти свой почерк.
- Раньше вы передавали в скульптуре собственную мысль и придавали ей абсолютно свою форму - личную, характерную только для вас. Я стараюсь понять переход к историческому образу Аспазии в дюнах.
- Я давно к этому готовилась - например, ставила перед собой задачу сделать гиперреалистическую работу или создавала портреты героинь в проекте «Календарь грез». И если раньше у меня была папка с эскизами, то сейчас я собираю материал в компьютере. Вот, например, папка «Платье Аспазии»: сижу по вечерам, изучаю покрой и силуэт нарядов начала XX века.
- Но ведь когда человек утрачивает собственный почерк, это тоже страшно!
- Если я верю в себя, то, развиваясь, буду по-прежнему иметь свой почерк. Я ставлю перед собой высокую планку - иду на риск быть непонятой всю жизнь. Но я на это иду, потому что не хочу перемалывать одно и то же. Меняюсь, чтобы не повторять себя снова и снова, но в более низком качестве, как это порой бывает. Я ведь Аспазию не леплю с фотографии один к одному, как соцреалист. Она хоть и реалистичная, но все равно даже не стилизованная, а очень стильная.
- Стилизация - это отход от документальности. А стильность тогда что?
- Мы ведь говорим о человеке: "Он такой стильный!"
- Значит, у него есть вкус, который проявляется особым образом.
- У Аспазии шляпка наверх, бюст вперед. На ней костюм того времени, каким его я, Ольга Шилова, вижу, привнося в изображение пластические ценности: форму, линию, ритм, массы... Линия, силуэт для меня всегда были важны.
Аспазия, ещё не тронутая судьбой
- Как ваше отношение к ней отразилось в скульптуре?
- В то время женщине позволить себе такую дерзость - быть поэтом, заниматься интеллектуальным трудом... Это многих могло раздражать. На мой взгляд, в этом смысле она подвижница. Мы привыкли видеть ее в возрасте - а я хотела сделать Аспазию молодую, привлекательную, еще не сломленную болезнями, возможно, еще до знакомства с Райнисом. Ведь идеализм и вера в то, что можно изменить человечество, характерны именно для молодых людей. Она, как мои студенты, еще не тронута судьбой, во всей фигуре чувствуется упругость.
Не хотелось бы называть ее памятником: это портрет, скульптурный объект. Я изучала костюм и старалась отразить его пластическую суть, перелепила несколько блузок, несколько платьев, пока не нашла фасон, который будет смотреться именно в скульптуре. Кружева пришли из более позднего периода: такие мы видим на фотографиях, когда ей было, по-моему, и 30, и 50 лет. Получилось всего понемножку. Я работала как дизайнер одежды, но в варианте скульптурном. А ведь было бы проще взять одну фотографию и изваять, как оно было, один к одному. Теперь сама думаю: почему я так не сделала?
Сопротивление материала
- Художнику, когда он работает, очень сложно объяснить то, что он делает, увидеть со стороны и разложить все по полочкам. И если мне позвонить, когда я леплю, я буду такая косноязычная... Я могу просто не понять, кто, что и как. Когда человек лепит, он обезоружен, не защищен. Потому что ему нужно получать информацию... Сейчас мы про космос начнем - это бред, конечно, но так оно и есть: ты ждешь помощи.
И чтобы ее получать, тебе нужно раскрыться - и вдруг звонят: давай поболтаем! Или просят дать интервью о работе, которую ты два месяца назад делал. И ты ничего не можешь вспомнить, потому что ты уже в другом. Когда я слышу, что художник хорошо знает, что говорить, мне это кажется подозрительным. Я была на открытии одной выставки - выступал художник и ничего не мог объяснить толком. Он был еще в том состоянии, когда человек тыркается, тычется. Я поняла, что он мучается. Он был искренним, и я это ценю.
- Художник идет на поводу у ситуации, на поводу у вдохновения, и хорошо, что материал не сопротивляется - наоборот, помогает работать, делает подсказки.
- Это интуитивный подход. Но сейчас, подавая заявку в Фонд культурного капитала, ты должен описать, что сделаешь, как сделаешь, и только тогда, может быть, получишь деньги. А ведь пока ты работаешь, экспериментируешь, тебе может еще пять других идей прийти и ты перескочишь с одной на другую. Или будешь стоять на распутье.
-
Работать на заказ - значит делать то, что обещал сделать, связать фантазию по рукам и ногам.
- Моя задача как раз в том, чтобы найти ситуацию, когда ты кому-то что-то пообещал и от тебя чего-то ждут. А то ты на 90 процентов весь такой свободный, такой свободный...
Досье «СУББОТЫ»
* Ольга родилась в Вентспилсе. Когда училась в четвертом-пятом классах - приезжала под Резекне к бабушке на каникулы, вырезала из наста блоки и высекала скульптуры из снега («За неделю, пока мы там были, хорошая коллекция образовалась»).
* В 1991 году окончила отделение скульптуры Латвийской академии художеств, в 2001 году стала лектором, в 2004 году - доцентом, а с 2001 года - ассоциированным профессором Латвийской академии художеств, где преподает вместе с мужем Глебом Пантелеевым.
* Автор скульптур, установленных в городской среде (Рига, Юрмала, Лиепая, Лимбажи, Цесис, Вентспилс), памятных досок, статуэток, вручаемых призерам 13 конкурсов («Пять призов я перечислила - еще какие-то наверняка были»). Монет с изображением аиста 2001 и 2015 годов и золотой монеты «Копьеметатель», посвященной Олимпийским играм 2000 года в Сиднее (заказ Банка Латвии).
* Работы автора находятся в коллекциях Латвийского Национального художественного музея, «Арсенала», Swedbank, Юрмальского городского музея, Ventspils nafta, оргкомитета Международного скульптурной биеннале на Хоккайдо, Royal Copenhagen в Копенгагене, испанского фонда Murcia Futura, в собраниях Мариса Витолса и меценатов Зузансов.
Людмила МЕТЕЛЬСКАЯ.