Евровыборы
Видео
После армии — завод (рижская "Вагонка"): ученик токаря. Но все изменил один звонок — от Раймонда ПАУЛСА. Известный композитор, который в те годы руководил Рижским эстрадным оркестром (РЭО) и чье имя Виктор до этого видел только на афишах, был краток: "Мне сказали, что ты поешь. У тебя есть время? Тогда приходи, хочу послушать".
Потом Виктор выяснил, что звонку обязан родной сестре — Анне. Как и многие сверстники, он дома часто играл и пел под гитару. "Битлы", Том Джонс… Сестра считала, что у него хороший голос, и поделилась со знакомым — пианистом с радио. Тот вышел на Паулса.
Через пару дней, а год был 1970–й, Лапченок появился в филармонии на Амату, где работал РЭО. Вначале слушал Паулс, потом он пригласил четырех коллег–музыкантов.
— Я спел восемь песен на латышском, пот — градом, — продолжает рассказчик. — Но, оказалось, это только начало. Внизу сидел оркестр — в полном составе, и меня из репетиционной комнаты потащили вниз — спеть в микрофон. Тут вообще руки–ноги отнялись. До этого случая я выступал перед залом, но на баскетбольной площадке и не один…
Испытания завершились успешно.
"Мне нравится, как ты поешь, — сказал руководитель РЭО. — Если согласен, я тебя беру". Но сразу предупредил, что это тяжелый труд — спеть так, чтобы зал ахнул. А потом привел к Виктору девушку из квинтета, который тоже работал в РЭО, — Нору Бумбиере. И попросил их спеть дуэтом.
— Что, я с этим долговязым должна петь? — ухмыльнулась острая на язычок Нора, которая была Виктору по плечо.
У Паулса всегда было чутье на таланты. И тут он угадал с дуэтом. Вскоре композитор оставил РЭО и создал культовый в Латвии ВИА — "Модо". Из прежних солистов пригласил только Нору с Виктором, хотя в РЭО пели более именитые Маргарита Вилцане и Оярс Гринбергс. Набрал новых музыкантов.
Коллектив "Модо" был интернациональный: музыканты Зигмарс Лиепиньш, Владимир Болдырев, Борис Банных, Вячеслав Митрохин, Карлис Рутенталс. Кто–то до этого играл в ресторанах, кто–то — на радио.
По словам Виктора, ангелы к нему благоволили. Уже через год их с Норой песни стали в Латвии хитами — в популярнейшем тогда конкурсе "Опрос "Микрофона" по итогам года они победили в трех номинациях.
Ангелы благоволили и к Паулсу: каждый год появлялась новая концертная программа. Виктор вспоминает и о процессе рождения многих песен. Вначале появлялась мелодия, а уже под нее Янис Петерс писал стихи.
— Однажды с Норой мы увидели, как Паулс сидит за роялем и что–то напевает — в джазовой манере. И говорит рядом сидящему Петерсу, что здесь чувствует море, здесь — что–то другое. А уже на следующий день поэт приносил стихи, — рассказывает певец.
Те песни, которые могут пойти в русской аудитории, Паулс тут же просил перевести с латышского.
— Мы давали ежемесячно примерно по 20 концертов в Латвии, но раз в год на две недели выезжали в турне по Союзу — вот там и пели на русском, — продолжает Лапченок, который, кстати, великолепно говорит на "великом и могучем".
Звездная пара Виктор и Нора
- Был ли какой–то процент обязательных песен на русском и латышском в программе, как, например, в ресторанах?
- Никаких обязаловок — в Латвии "Модо" выступал на латышском. Это были авторские программы Раймонда Паулса.
А вот утверждение программ было нелегким испытанием.
— В зал приходило все руководство филармонии и Министерства культуры, товарищи из ЦК и "углового дома" — КГБ. Слушали молча. Ни слова о репертуаре, музыке, их интересовали слова. Не дай бог что–то двусмысленное. Но при мне ничего серьезного не было. А все благодаря Маэстро, — продолжает собеседник.
У композитора уже был горький опыт: в годы работы в РЭО у него срезали песню "Межрозите". Заставили полностью переписать текст, иначе снимают программу. Поэтому на репетиции "Модо" он заранее приглашал знакомых из Минкульта. У тех было чутье на то, что могут срезать.
— Это делалось не из страха, — уточняет Лапченок. — А чтобы избежать лишней работы…
А вот культовая "Листья желтые" не была показана высоким товарищам — песню написали незадолго до утверждения программы и не хотели ломать ее. Паулс включил песню в один из концертов на свой страх и риск. Кстати, первыми исполнителями на русском были Виктор и Нора, а вовсе не Оярс и Маргарита. Вилцане и Гринбергс в то время работали со своим коллективом в одной из филармоний Союза и тоже спели "Листья". В их исполнении она появилась на радио и телевидении.
В 1979–м Виктору пришлось оставить "Модо". Почему?
— Нора была мягкой, доброй, но ужасно ревнивой. Особенно к коллегам. А в "Модо" появились новые солистки — Айя Кукуле, Мирдза Зивере. Нора не могла ужиться с ними. Паулсу это надоело, он позвал нас и сообщил, что не сможет так больше работать. "К тебе претензий никаких. Решай!" — сказал он мне. Но я решил сохранить семью — мы были с Норой женаты — и тоже ушел. А через год вернулся. Семейная жизнь к тому времени дала трещину…
Доводилось слышать, что "Модо" играло и в ресторанах. Никогда! Но не потому, что исполнители не хотели — в ресторанах–то были бешеные чаевые. Этого не допускал договор с Латвийской филармонией. А ее директор Филипп Осипович Швейник, по словам Виктора, был человеком, что называется, с харизмой, настоящий хозяйственник.
— Министерство культуры и руководство филармонии находились в одном здании. На втором этаже — министерство, на первом — директор филармонии. Так вот, министр бежал к директору филармонии, а не наоборот, — смеется Лапченок.
Некоторые культовые когда–то в союзе ВИА и сегодня иногда выступают. Что с "Модо"?
Как говорится, одних уж нет, а те далече. Умерла Нора Бумбиере, уехал в Америку в конце 1980–х Болдырев, который до этого десять лет поработал в Москве с Аллой Пугачевой; не потерялся и за океаном. А десять лет назад все, кто был в здравии, собрались в Риге, дома у Зигмара Лиепиньша. Был и Маэстро. Вспоминали о былом…
Лапченок и сегодня выступает. Нередко — перед латышской эмиграцией, старой и новой. Предлагали ему петь вместе и современные ансамбли.
— Почитал стихи и понял: не смогу, не поэзия это, — честно говорит Виктор. А с Маэстро его по–прежнему связывают дружеские отношения. Почти всегда тот приглашает Виктора на свои концерты.
— Обещал написать три песни — специально для меня. А это всегда событие. До сих пор пою то, что он когда–то написал для меня, и мне до сих пор нравится, — искренне говорит самый народный эстрадный певец Латвии.
Кстати, у него нет никаких званий.
— А зачем они вообще нужны? — недоумевает Лапченок. — Народный, заслуженный… В мире такого нигде нет. Потому что не звания и награды определяют признание артиста, певца, а что–то другое…
У Лапченка это точно есть — народное признание. А все решил один звонок, который когда–то сделал Паулс ученику токаря Рижского вагоностроительного завода…
Илья ДИМЕНШТЕЙН
